Степан Рябченко: «Для того чтобы начать создавать мир - нужно было за него побороться»

Степан Рябченко в беседе с Наталией Шпитковской. Фото: Екатерина Золотухина
Stepan Ryabchenko in an interview with Natalia Shpitkovskaya Photo: Ekaterina Zolotukhina

Интервью со Степаном в издании Art Ukraine

Работы Степана Рябченко узнают даже люди, неискушенные в искусстве. Но неизменно, у зрителей возникает много вопросов. Что это? Что хочет сказать автор? Как он создает свои работы?
И вот, как только Степан приехал в Киев «проведать» выставку Art&Design, в которой он принял участие, мы основательно поговорили с ним обо всем.

10 квітня 18

Интервью со Степаном в издании Art Ukraine

Степан, у тебя архитектурное образование. Как ты пришел к тому, чтобы стать именно художником и применить свои знания в сфере искусств? 

Я родился в творческой семье. Отец, мама и дедушка - художники. Когда я был маленьким, мне было всё интересно: конструировать, рисовать, лепить. Постоянно находился в творческом процессе. После окончания школы я решил изучать архитектуру, потому что в ней я видел идею синтеза искусств, возможность соединить функцию с художественной составляющей, создавая тем самым цельный организм со своим неповторимым образом. Я много работал в области концептуальной архитектуры. Мне было важно привнести в архитектуру художественность, образность, которой не хватало. Да и сейчас не хватает, на самом деле. Было создано очень много проектов. Становился лауреатом ряда конкурсов, стажировался в 2007 в Москве в студии известного архитектора Андрея Чернихова (внука легендарного советского архитектора Якова Чернихова). Это был колоссальный опыт! Параллельно, используя свой опыт и архитектурный инструментарий, начал экспериментировать в изобразительном искусстве. В начале 2007 года я создал свои первые виртуальные рельефы из серии «Калейдоскоп», а в конце 2007 начал визуализировать «Компьютерные вирусы».

А кто первым «открыл» тебя и показал твои работы? Помнишь первую свою выставку?

О, это было очень интересно!  В 2007-м году отец сказал, что ему нравится то, что я делаю, посоветовал выставить пару своих работ. Насколько я помню - это была областная выставка, проходившая в залах Союза Художников. Среди художников, принимавших участие в выставке, были и легендарные одесские нонконформисты, представители группы «Мамай». В основном была представлена живопись и графика. У меня были два небольших принта из серии «Калейдоскоп». Тогда работы обратили на себя внимание. Точно помню, как подошли Сергей Савченко и Владимир Цюпко и похвалили, для меня это было очень важно на начальном этапе.

Ещё бы! Они отличались! 

Да. Но были и вопросы: «Как это, нерукотворная работа, просто напечатана!»

Не задавали вопрос: «Неужели это искусство?»

Нет. Такого вопроса не было, работы производили положительное впечатление, скорее дезориентировала техника создания. В 2008 году, когда был открыт Музей современного искусства Одессы, в нем был показан впервые компьютерный вирус «Chameleon». Спустя некоторое время, эта работа была опубликована на развороте одного из местных глянцевых журналов. После выставки Анатолий Дымчук приобрел его в свою коллекцию. Это была колоссальная мотивация, стимул. Как же все-таки приятно осознавать, что то, что ты делаешь, нужно и нравится людям.

В основном, свои работы ты создаёшь «нерукотворно», с помощью компьютера. Мне постоянно задают вопросы, как ты это делаешь. 

Архитектура стала моим фундаментом. Она подразумевает использование архитектурных программ, в первую очередь трехмерное моделирование. Я, по сути, остался архитектором, только стал архитектором виртуального пространства, продолжил создавать свою утопию. Иногда она материализуется, как в случае со скульптурой «Явление».

А как рождается идея работы? 

В процессе. Я не делаю подготовительных эскизов, зарисовок, сразу сажусь за создание работы. Перед глазами чистое пространство, в руках мышка. Процесс похож на работу режиссера – приходят новые мысли, что-то комбинирую, одни герои приходят, другие уходят. В конечном итоге выявляется сюжет со своим образом и характером, образуется микромир. Иногда я объединяю несколько в один большой, иногда определенная группа персонажей перекочевывает в новый ландшафт. Это бесконечная история.

Получается даже какая-то игра с самим собой? 

Жизнь – это ведь и есть своего рода игра. Я как художник создаю свою игру, в которой переплетены фантазия и реальность, являющиеся базисом для визуализации идей, которые мне интересны, и которые я хотел бы привнести в мир.

Один из гостей выставки Art & Design, в которой ты принял участие, впервые, когда увидел твою работу, сказал, что это Дали. На что я ответила: «Да, возможно украинский Дали!». Сальвадор Дали у нас ассоциируется с сюрреализмом. Считаешь ли ты свои работы сюрреалистичными? Почему тебя «тянет» в эти миры?

Я не сильно анализирую себя на предмет направления в искусстве. Это же очень «интуитивно» на самом деле. Однозначно, для меня важна фантазия. Образы, которые я создаю, не встретишь в реальности, за счет этого и работы приобретают сюрреалистичный характер. Одним словом - Я проектирую свою реальность, Дали трансформировал существующую, в основе совершенно разные подходы.

У тебя есть серии: «Компьютерные вирусы», «Виртуальные цветы», сейчас - «Виртуальные пейзажи». Расскажи о работах, которые ты создал, в том числе представленные на выставке Art & Design.

Если в «Компьютерных вирусах» и в более ранних работах была доля противостояния между образами, то в последних работах я заинтересовался созданием новых ландшафтов, в которых мои герои смогли бы мирно взаимодействовать между собой.

У тебя на выставке представлены две работы. Одна из них называется «Танец», другая – «На рассвете». В «Танце» угадываются движения неких существ. Ты хотел что-то этой работой привнести, что-то показать, или это такой подсознательный мир?

Однозначно доля интуиции и чувственная составляющая преобладают, и конечно, подсознательно идея всегда закладывается. Танец - это движение, а движение - это жизнь. Герои этой работы впервые возникли в «Искушении святого Антония» (2010), перекочевав в новое пространство, встретились, и взаимодействуют уже совершенно иначе, происходит всеобщее ликование.

Вторая работа, «На рассвете», у нее интересная история: она подразумевалась как визуализация проекта скульптуры на основе виртуального цветка «Раддар». Сначала у меня была создана серия виртуальных цветов, которая базируется на идее создания виртуальной флоры. Я создавал образ каждому цветку, давал ему имя, придумывал историю жизни. Все виртуальные цветы были зафиксированы в виртуальных ландшафтах. А здесь я решил транспортировать один из виртуальных цветов в реальное пространство, - мне стало интересно, как может между собой взаимодействовать реальная природа и цифровая природа. В конечном итоге получился такой синтез. И это дало мне толчок к новым размышлениям и новым работам. 

Ведутся дискуссии, и вполне возможно, что они весьма резонны, что в течение 50 лет грань между цифровой реальностью и нашей реальностью сотрется. То есть, вполне вероятно, что мы постепенно сами перейдём в цифровой мир и, вполне возможно, твои виртуально созданные цветы станут реальностью. 

Цифровой мир – это часть реальности. Сейчас, конечно, он еще эфемерный, но грань между реальным и виртуальным миром довольно зыбка на сегодняшний день. И технологии настолько быстро развиваются, что они позволяют очень многое, в том числе полностью погрузиться в него. Это такая идея жизни в виде компьютерной игры. К чему это приведёт – неизвестно.

По сути, художник почувствует себя Творцом и Богом. Ты себя так не чувствуешь?

Я чувствую себя творцом под Богом.

Твоя реальность, в принципе, взывает к каким-либо проблемам или она не решает никаких задач, а больше связана с твоим ощущениям мира? Как говорят, «современное искусство на злобу дня». 

На радость дня [смеется].

Я вспоминаю твои работы, которые были представлены в Украинском национальном музее и в PinchukArtCentre. Они были очень экспрессивные и достаточно тяжелые. 

Для того чтобы начать создавать мир - нужно было за него побороться.

По сути, ты приукрашиваешь даже свою виртуальную действительность, тебе не кажется? Вот, если посмотреть «Компьютерные вирусы». Для всех вирусы – это негативный предмет. У тебя есть очень позитивные вирусы, хотя уже само название «вирус» несёт в себе некую негативную окраску. 

Мне было интересно сместить акцент с «преступной» деятельности на внешнюю сторону, на приобретённую эстетику, придать телесность тому, что изначально бесплотно. Человек боится того, чего он не видит. В конечном итоге, это идея заражения искусством.

Мне кажется, твои сюрреалистические работы не просто расширяют пространство выставки Art & Design, они нас переносят в совершенно другой мир. Куда дальше и кому ты понесёшь свой мир? Каковы следующие твои проекты? 

Ближайшая выставка – это Будапешт, Музей Людвига. На выставке «Перманентная революция» будет представлен целый срез современного украинского искусства, три поколения, 37 художников. В экспозиции будет моя работа – неоновая инсталляция «Всеслышащее ухо», на мой взгляд, очень своевременно. Нам давно пора научиться друг друга слушать и слышать.

Скоро увидим долгожданную выставку в Будапеште! Вернусь к истокам. О твоей семье можно говорить, как о династии. У тебя отец известный художник, дедушка. Как тебе было родиться и жить в такой семье?

Было хорошо родиться в такой семье [смеется]. Все раннее детство я провёл в папиной мастерской в Одессе, на 16 станции Большого Фонтана, у моря. Там мы и жили - у нас был красивый сад, домашние животные. Папа работал, а я копошился в саду [улыбается].

А к какому направлению ты бы отнёс работы отца?

Папа – представитель «Украинской новой волны», период 80-90х - в эти годы он создал свои знаковые работы. И всё это создавалось, когда я был маленьким. У нас даже есть ряд фотографий из папиного архива, где я кисточками подрисовывал на его картинах. Эти дорисовки до сих пор можно увидеть на некоторых работах, папа их оставлял. Но об этом я только недавно узнал. А тогда я не отдавал себе отчет, что живу в творческой семье, это все было очень естественно. Все так незаметно и прошло. Потом мы переехали ближе к центру города, когда мне уже необходимо было идти в школу и поселились в доме с одесским двориком, где через весь двор висит белье и царствуют коты.

А дедушка?

Дедушка был графиком. Я застал его, бывал у него в мастерской. Дедушка создавал графические серии в разных техниках: рисунок, линогравюра, офорт, литография... Много работ посвящено селу, городу, портовой жизни, природе, есть у него замечательные работы выполненные фломастерами. У нас остался большой архив его работ.

В каких коллекциях можно увидеть работы отца и дедушки? 

Папины работы представлены в музее Zimmerli ArtMuseumв США, во многих музеях Украины, в России, в частных и ряде публичных коллекций. Дедушкины работы есть в частных коллекциях, в музеях Украины, в том числе в Одесском художественном музее.

В каком-то смысле можно говорить, что ты превзошёл своих отца и дедушку. Или пока рано говорить? 

Я даже как-то не задумываюсь об этом. Каждый ставит и решает задачи на определенном жизненном этапе. У нас большая семья и все радости общие [улыбается].

Степан, расскажи о последних приобретениях твоих работ в коллекции

Недавно мою работу приобрели в коллекцию Deutsche Telekom. Это масштабная работа «Мелисса» из серии «Компьютерные вирусы, 250 х 187,5 см, напечатана она была в Дюссельдорфе. В большом формате она становится «сомасштабной» с человеком, происходит интересный диалог. Это произведение из коллекции успело уже побывать во Дворце Круликарня в Варшаве, в Музее современного искусства в Загребе. Надеюсь, и дальше она также будет выставляться, потому что эта коллекция находится в постоянной работе. Я считаю это крайне правильным подходом. В Украине, в этом году, моя работа появилась в коллекции у Бориса и Татьяны Гриневых. Несколькими новыми работами пополнилась также коллекция Adamovskiy Foundation. Важно, что это увлеченные коллекционеры, знающие люди, стремящиеся показать и сохранить артефакты нашего времени.

Согласна с тобой,  у нас в стране необходимо продвигать понятие «публичная коллекция», иными словами - открытая. Ведь активные и публичные коллекционеры оказывают важное влияние, образовательное, «вирусное», поддерживая в интерес к искусству, как это делали, например, Терещенко и Ханенко. А сколько потенциала могло бы быть в корпоративных коллекциях! Но об этом уже будем говорить отдельно.